Дождь. Серо. Высокое атмосферное давление. По крайней мере, в Москве. Мы смотрим в своих смартфонах обстрелы Киева, Харькова, Одессы. Та сторона тоже стреляет, и стреляет очень хорошо. У меня в руке чашка дымящегося какао. У меня в голове – мысль: «Это суровая безысходность, выбора нам было не дано, ведь та сторона стреляла, очень хорошо и долго стреляла, пока не получила ответ». У меня в голове – «Это вынужденный шаг, который остановит эскалацию, происходившую до сих пор в одностороннем порядке». Я делаю глоток, и вижу, как лысый мужчина заходит в арку дома с белой собакой. Накладываются звуки. Это – Киев. Мужчина с собакой прячутся. Взрыв. Мужчина с собакой бегут, собака впереди, он держит ее за поводок. Эта собака задевает струну в моем сердце. Ее хозяин – пожалуй, тоже.
«Я понимаю, что это необходимо, — говорит коллективный зритель во мне. – Если не ответить, нас самих сравняют с землей, но я вовсе не хочу, совсем не хочу, чтобы погибла эта собака, и не хочу, чтобы погиб ее хозяин». «Беги человек, беги, — говорит коллективный зритель, и я хорошо слышу его голос, пока смотрю на шлейку, натягивающуюся на белой собачьей груди. – Спасай свою собаку и выживи сам. Но бомбить тебя не перестанут потому, что вы сами не оставили выбора». Я и мой коллективный зритель – мы – подгоняем хозяина собаки к спасению. И если надо сейчас перевести в Небесную Канцелярию деньги на то, чтобы лысый человек с белой собакой выжили, нате – возьмите половину моей зарплаты. Если мало, возьмите всю. Если надо вылить два литра своей личной крови для того, чтобы собака и человек спаслись, давайте, я вылью.
Это – наше состояние каждый день. Мы в нем живем. В нас как будто постоянно скачет бешеный шарик для пинг-понга, перелетающий из одной крайности в другую. Он порождает мешанину, внутреннюю неразбериху, которую можно заглушить, просматривая видео обстрелов наших городов. Но заглушенный, он все равно существует.
Параллельно мы слышим разговоры о том, что надо сохранять в себе человека даже в эпицентре зла. К эпицентру мы еще даже не подошли, но нам кажется, что уже в него погрузились. «Надо уметь сохранять в себе человека» – повторяют нам. Надо вцепиться зубами в человека в себе, и не отпускать. Если он уйдет – а уходит он незаметно – мы перестанем быть теми, кем были до того, как это все началось. И многие отчетливо видят изменения в себе. Ну правда, кто бы мог представить еще год назад, что мы будем смотреть на обстрелы Киева с точки зрения неизбежности? Да почти никто! Значит, все-таки мы изменились. Упустили человека в себе или не упустили, просто он тоже изменился?
Наступили новые времена – тяжелые времена, но не последние. Пришли новые обстоятельства. В новых обстоятельствах мы были поставлены на грань выживания, и прямо сейчас находимся на тонком ее краешке. Здесь же на этом краю разыгрываются человеческие драмы, гремят взрывы, льется кровь. Я держу в руке поводок. На поводке – белая собака. И, может быть, теперь, когда во мне больше действует инстинкт – выжить и установки – «не ты, так тебя» – вот этот поводок и то, что я держу его, не выпускаю, и есть лучшее во мне? И, может, когда я сама устану держать или мне станет страшно держать кого-то еще, страшно думать не только о себе, человек во мне продолжить сжимать поводок. Но когда я все это пройду – если пройду – останется ли моя собака все еще белой?
Нет, она будет забрызгана кровью, комьями грязи, разлетевшимися от воронок. Моя собака изменится внешне. И я изменюсь, просто на моей собаке это будет заметней – она белая, и животные вообще невинны. Так же и «добро», которое нас призывают сохранять в себе духовные теоретики от религии, глашатаи пацифизма, теоретики и философы либеральных свобод и человеческого достоинства, не может не принять иную непривычную форму, иной вид, попав в новые обстоятельства.
Коллективный зритель сидит со смартфоном в руке. В этот день, в этот час, в эту минуту показывают окопы. Камера находит москвича – вчера он пил какао за соседним столиком в кафе и не собирался пересматривать своего отношения к заповеди – «Не убий». Летит в него. И если он не будет отбиваться, если он не убьет, убьют его. Он убьет. Он убил. Кто-то умрет рядом с ним в окопе. Но пока не он. Поэтому он убьет еще. Коллективный зритель пьет какао. «Он убил, этот вчерашний москвич убил, — думает коллективный зритель. – Но не я, не я, не я». Откуда-то издалека к нему приходит мысль о том, что тот вчерашний москвич, убил для того, чтобы коллективный зритель жил, и тут – как бы да, но как бы и нет. «Убил. Но не я ж».
Кому в данном случае передать поводок от белой собаки? В чью руку его вложить – в руку того, который убил, или того, который принял чужую жертву и не согласился с тем, что собака испачкается? Добро должно содержаться в чистоте. Но что делать, когда вокруг только грязь, когда ты в эпицентре? Соскользнуть. Убежать. И там, где-нибудь изгнании надеяться на то, что кровь и комья грязи до тебя не долетят. Только если маятник заводится, он с каждым размахом увеличивает амплитуду. Если в маятник встроено лезвие, оно кромсает везде, все и без разбору. И что ты будешь делать, чтобы не испачкать свое добро?
Кто-то ушел на войну, и когда Господь его спросит – «Где ты был?» – он ответит – «В окопах, Господи, на войне» и предъявит свое добро, в котором сложно будет узнать белую собаку. Но тут главное – чтобы было что предъявлять. Кто-то останется на краю лезвия рядом со старой матерью или своей собакой. Неважно по какую сторону события. Его добро изменит цвет, но и ему будет что предъявить. Кто-то скажет – «Ты убил за меня. Но не я, не я, не я». Кто-то убежит, и не заметит, как оставил своего внутреннего человека там, откуда бежал. Будет этим что предъявлять или нет – они сами узнают в конце. А мы пока видим, что добро однозначно меняет форму и цвет, и мучаемся принимая его в новом виде. Надеясь только на то, что в сердцевине оно останется прежним. И что это оно скачет в нас бешеным шариком, наводит смуту, а эта смута и есть признак того, что нам еще есть что предъявлять. И что мы способны удерживать в руке поводок, несмотря на то, что собака наша уже не так бела, не столь молода и мешает нам быстро убегать от обстрела.
Добавить комментарий