– Почему они такие? – спросила сестра, позвонив вчера вечером.
Она имела в виду тех наших сограждан, россиян, чторадовались инциденту с крейсером «Москва» и пока осторожно злорадствовали обстрелам в Брянской и Белгородской областях.
– Ну, может, они уже не в России? – предположила я.
– И всё? – спросила сестра, имея в виду, что этих слов для объяснений –недостаточно.
Я пустилась в долгие размышления вслух. «Вот как ты себе представляешь, — говорила я, — взять и уехать в один день? Не имея связей с местом, куда едешь. Не имея денег на билет, на съемное жилье, не ориентируясь в чужой стране.Нет, нужны знакомства. Деньги. А у рядового врача, учителя, офис-менеджера, кассира их нет. И это говорит не о том, что кассир, будь у него деньги, после двадцать четвертого февраля тоже сбежал бы, но о том, почему некоторые русские ненавидят русских.
Сестра не нашла в моих словах ответа на свой вопрос и попросила подробностей. У меня их не было. Но я очень вовремя наткнулась на высказывание немки – какой-то Флоренс Гауб, какого-то эксперта в области безопасности. Она – вовсе не персона в информационном пространстве, но маленькие Telegram-каналы зацепились за ее слова, транслированные по немецкому тв. И не зря – в них содержалась вся черная соль современной Европы.
«Мы не должны забывать о том, — говорила она, — что русские хоть и выглядят как европейцы, не являются европейцами в прямом смысле этого слова. У них совершенно иное отношение к насилию и смерти. Они не относятся к жизни как к современному либеральному постмодернистскому проекту». Вот оно! Тут, как по мне – самая суть причин, по которым некоторые русские ненавидят русских. Но прежде всего слова фрау отдают нацизмом. К нацизму мы еще вернемся, а пока – об этом «современном либеральном постмодернистском проекте», в который Европа нас осознанно заталкивает и которому мы, по всей видимости, неосознанно сопротивляемся, что и низводит нас в глазах фрау до уровня недоевропейцев.
Если постмодернизм – это, по-простому, отказ от всего старого – идеологии, общности, истории, веры в идеалы, которые были столь сильны, например, в Советском Союзе и помогли нам выиграть войну, то получается, что мы – россияне – действительно не поспеваем за постмодерном и даже отбрыкиваемся от него. Мы хотим иметь своих героев. Хотим персонифицировать их подвиги, то есть знать героев имена, а не только иметь представление о том, что определенный акт вписывается в разряд подвигов. И в отличии от концепции постмодерна, нам вовсе не все равно – человек совершил подвиг или человек совершил нечто противоположное подвигу или же вообще ничего не совершил. Постмодерну ни подвиги, ни герои не нужны. А нам – россиянам – нужны. Нам нужны люди, ведущие за собой. Нужна вера. Причем не только в высокие идеалы. А, по-прежнему, в Бога. Кроме того, нам нужна общность. И сейчас в ходе военной операции на Украине эта общностьвыпукло проступает на карте мировой истории нынешнего дня – за Россию бьются не только русские, но иобъединенные одним с ней духом чеченцы, татары, дагестанцы. Мало того, к безусловно непереносимому расстройству немецкой фрау, с боков россиян поддерживают белорусы. И все эти национальности, этносы, общества, сообщества скреплены одним общим недоевропейским духом, в котором присутствует вера в идеалы и вера вообще. И вот этот дух Европе противен – правильно фрау говорит. Прямо в яблочко бьет. Фрау знает, что этот дух несет угрозу ее потребительскому счастью. Он не уничтожит ее физически, но сделает ее жизнь бедней, но эмоционально ярче. Этот дух точно способен свести на нет наступление обещанного постмодернизмом потребительского рая. Ведь он – противоположность ему. И после двадцать четвертого февраля многие европейцы это очень хорошо поняли – а в рай-то они, может, и не попадут. Но, как показывает реальность, и рай у нас – недоевропейцев – с ними разный. У нас свой – с Богом и апостолами, а у настоящих чистопородных европейцев свой – постмодернисткий, с богом – новым айфоном. Ведь если ты ни во что не веришь, над большими идеями потешаешься, общества, скрепленные духом, не признаешь, то что тебе остается? Только потреблять. Неудивительно, что Европа, прочно оказавшаяся в постмодернистском контексте, мечтала бы сделать мир глобальным, достичь потребительского интернационала, объединить человечество желанием потреблять – жить красиво, есть сыто и летать своим здоровым, правильно пытающимся, но все-таки бренным, хоть и без вредных привычек теломневысоко над землей. И казалось бы, нацизм может этот рай разрушить, и европейцы должны именно его бояться. Но в реальности они боятся тех кто с ним борется. Почему? Ответ на этот вопрос вполне ясно проглядывает из слов той же фрау.
Что мешает России пуститься во все тяжкие потребления? Традиции, сохранившаяся вера в Бога, вера в большие идеи, наличие высоких идеалов, осознание, что русские – народ, совершивший подвиг руками, умами, сердцами людей, имена которых мы помним. В России живет множество национальностей, и если бы официальная Россия осознанно выбрала бы идеологию нацизма, она бы давно распалась на мелкие куски. Что было бы очень даже приемлемо для Европы и Запада, ведь тогда у нас не осталось бы ни общей традиции, ни духа, ни одних на всех общих идей. Поэтому нацизм вполне подходит для Европы – как разрушитель традиции. И она готова поддерживать его до тех пор, пока не будут разрушены традиционные общества, объединенные чем-то большим. Поэтому сегодня мы в России с удивлением задаем себе вопрос – «Отчего же Европа, пообещавшая «больше никогда не», поддерживает нацизм, которым пропитана вся Украина?». А ответ прост. И далаего немецкая фрау. Нацизм – двигатель «потребительского интернационализма». Но при чем же тут русские, ненавидящие свою страну?
Если посмотреть на их приблизительный социальный портрет, то, как правило, это не кассиры, не рабочие, не врачи и не учителя. Это люди в своем потреблении поднявшиеся чуть выше. Само по себе, это хорошо, каждый хочет жить лучше, но не каждый хочет жить шире, отрываясь от корней, не помня родства и ни во что не веря. Фрау говорит: контекст современной жизни – либеральный постмодерн, и если ты, будучи обывателем, вздумал плыть против течения, то никаких тебе связей в Европе, никаких денег на билет, на съемное жилье и никакой финансовой подушки. Некоторые обыватели-россияне прекрасно понялиэту простую истину – возвышаться как потребитель ты можешь, только не сопротивляясь постмодеристкомуконтексту. А это значит – откажись от родства, стань глобалистом и презри то, что презирает Европа, даже если она презирает твою семью, в которой ты появился на свет.
Вчера после инцидента с крейсером я читала много комментариев европейцев-россиян в сети. Один мне запомнился лучше всего. «Я русский, — писал Виктор Ч., — и я радуюсь смертям русских. Потому что я делю людей не по национальному признаку, а по этическим нормам. И если человек – падлюка какая-то, то пусть идет вслед за русским военным кораблем». Если выводить короткую суть этого высказывания, то Виктор Ч. заявляет следующее: он не националист, раз не делит людей по национальному признаку, но он радуется смертям российских военных потому, что заведомо считает их «падлюками». И вот тут возникает один веский вопрос – «А почему для Виктора Ч. падлюками безоговорочно являются именно российские военные, а не украинские, начавшие бойню в Донбассе еще восемь лет назад?». Ответ простой – а потому, что Витя Ч. хочет быть европейцем. А любые разговоры о том, что Украина начала убивать Донбасс еще восемь лет назад, низвели бы Витю Ч. до уровня недоевропейца. А это, в свою очередь, помешало бы ему потреблять. Вот такая несложная картина, если внимательно на все посмотреть.Только у нее есть один изъян. Одно большое жирное черное «но» – нацизм заразен. И обычно те, кто видит в нем инструмент, сами не замечают как им заболевают. В качестве доказательства этого утверждения я могла бы еще раз привести в пример слова немецкой фрау. Но зачем повторяться, когда у нас есть Донбасс, восемь лет убиваемый за то, чтобы люди высшей потребительской расы могли пользоваться материальными благами ихцивилизации. А там, глядишь, и из недоевропейцев мы превратимся для фрау в недолюдей, и она сообщит об этом по немецкому тв.
Но вечером мне позвонит сестра. И на вопрос – «Что с ними не так?» – я уже дам развернутый ответ. Скажу – «Потребитель держится потребителя. И любые разговоры о высоком, о духе, могут затуманить его потребительское счастье. Вот что с ними не так».
Добавить комментарий